ШКОЛА ЖЁН

Нами впервые переведена пьеса Жана ДОННО ДЕ ВИЗЭ (Jean DONNEAU DE VISE) "Зелинда". Она опубликованна 4 августа 1663 г. после премьеры "Критики Школы Жён" Мольера (публикация "Критики" совпала по времени с оригинальным изданием "Зелинды"). "Зелинда" послужила импульсом к появлению комедии "Учёные дамы" Мольера.

 

ЗЕЛИНДА

КОМЕДИЯ,

ИЛИ

НАСТОЯЩАЯ КРИТИКА

ШКОЛЫ ЖЁН,

И

КРИТИКА НА КРИТИКУ.

ПАРИЖ,

У издателя КЛОДА БАРБАНА.

1663

СОГЛАСНО ПРИВИЛЕГИИ КОРОЛЯ.

 

Персонажи

ОРИАНА, любовница Меланта

МЕЛАНТ

КЛЕАРХ, отец Орианы

АРГИМОН, торговец кружевами с улицы Сен-Дени

ЗЕЛИНДА, учёная дама

АРИСТИД, поэт

КЛЕРОНТ, Парижский Буржуа

ДАМИС, мальчик Аргимона.

ЭГИСТ, мальчик торговца с улицы Сан-Дени.

ЛЮСИ, служанка Орианы

КЛЕОН, слуга Меланта

Сцена на улице Сен-Дени, в магазине торговца кружевами.

 

 

 

Сцена первая

ОРИАНА, ЛЮСИ, АРГИМОН.

АРГИМОН.

Если хотите красивых Алансонских кружевов, я хочу показать такой, который можно принять за Венецианский, держите.

ОРИАНА, посмотрев.

Фасон не тот.

АРГИМОН.

Вы хотели бы Кружева Орийака ?

ОРИАНА.

Покажете ? Люди высшего общества их всё ещё носят, но надо, чтобы с этим была полная ясность.

АРГИМОН, отдавая ей.

По-моему, вот этот ...

ОРИАНА.

Ах, какой ужас ! Они способны привести в обморок тех, кто знает, как такое носить.

АРГИМОН.

Тогда возьмите импортные, Венецианские, которые я вам показывал с самого сначала.

ОРИАНА.

Я не могу понудить себя вещь, которая мне не нравятся : дело не в том, что я не считаю их красивыми, просто в рисунке есть что-то такое, что убивает.

АРГИМОН.

Меня, право, огорчает, что во всём моём магазине не нашлось ничего, что бы вам подошло. Но в надежде, что мы всё таки найдём какое-то решение, позвольте  предложить подняться со мною в ту комнатку.

ОРИАНА.

Пойдёмте. Что касается кружевов, у меня к ним такая особая деликатность, что порой прямо таки выхожу из себя.

 

 

 

Сцена II.

ОРИАНА, ЛЮСИ, АРГИМОН, ДАМИС.

 

ДАМИС.

Господин, хозяин послал спросить, не хотите ли вы, чтобы он сохранил за вами ложу, сходить в воскресенье на «Критику Школы Жён» Мольера? Он говорит, что госпожа Ариста и Госпожа Клеона посылали взять им одну, они пойдут.

АРГИМОН.

Иди, скажи, что хочу.

 

 

 

Сцена III.

ОРИАНА, ЛЮСИ, АРГИМОН.

 

АРГИМОН.

В принципе, я уже смотрел её несколько раз : большинство торговцев на улице Сен-Дени очень любят комедии, обычно нас набирается человек сорок-пятьдесят, которые ходят на все премьеры. И когда в этих пьессах появляется что-то особенное и те гремят славой, мы кучкуемся по четверо или пятеро и снимаем ложу для наших дам. Поскольку, что касается нашей толпы, то обычно просто идём все сразу табуном в партер. В воскресенье мы поведём туда симпатичных торговочек с этой улицы вместе с жёнами нотариуса и прокурора.

ОРИАНА, Люси тихо.

Нужно, пока я жду Меланта, разговорить продавца.

ЛЮСИ, Ориане тихо.

Отличная идея.

ОРИАНА, продавцу.

Поскольку вы столько раз видели «Критику», расскажите, что вы думаете о ней ?

АРГИМОН.

Ах! Госпожа, не мне судить о пьесе такого рода. Люди высшего общества могли бы лучше рассказать и сообщить, хорошо они изображены там или плохо.

ОРИАНА.

Ах, как же мне нравится, когда вы вот так говорите: разве не странно, что достойные люди страдают от того, что их разыгрывают в театре, и что они идут любоваться портретами своих самых нелепых поступков, чтобы завоевать репутацию у знаменитого Мольера и заставить изобразить их, иной раз, более сильными чертами и более яркими красками.

АРГИМОН.

Что касается меня, госпожа, то не настолько я велик, как этот Мольер, чтобы обвинять людей высшего общества. Я считаю, все эти люди делают то, что советует им их осторожность. Они отлично видят, что это над ними насмехаются в этой комедии, но им удобно держать всё под контролем, не показывая, что догадываются. Достаточно того, что те пребывают в тайной досаде, поскольку тот, кто первым раскроет себя, подвергнется публичной насмешке и сам покажет, что смеются над ним. Вот почему те, кого изображают а комедии, смеются первыми, стараясь своими аплодисментами убедить, что речь идёт о ком-то другом. Такого моё мнение, по карайней мере.

ОРИАНА.

В том, что вы говорите есть что-то такое. Но всё таки, что бы вы сказали о пьесе ?

АРГИМОН.

На этой улице найдутся пятнадцать или шестнадцать торговцев, которые расскажут вам о ней много всякого. Поскольку за последние тридцать лет они пересмотрели все комедии, которые были в театре. И всё, что есть в Париже у выдающихся Буржуа, относится к чувствам этих господ. Должен буду признаться вам в одной вещи, которая удивляет : никогда не замечал, чтобы они осуждали пьесу сразу после премьеры или говорили бы, чтобы она будет успешной, когда успеха могло бы не быть. И что меня восхищает, так это то, что они всегда проявляли в себе чувства людей высшего общества, и что все пьесы, которые были успешными в партере, всегда хорошо принимали в ложах и в амфитеатре. Был один, даже совсем недавно, зайдя к какой-то знатной даме, у которой у него было какое-то дело, так там несколько человек обсуждали новую пьесу, которую играли в театре. Ему оказали честь, спросив, что он о ней думает, так он сказал им так, что удивил всех собравшихся и заставил признать, что Сан-Дени неспроста считают центром театральной жизни.

ОРИАНА.

Я уже слышала, что эти господа часто ходят на комедию и что пьеса, которая им не понравится, находится в большой опасности. Но давайте оставим их чувства, и расскажите о ваших.

АРГИМОН.

Ах! Госпожа, о моих ...

ОРИАНА.

Да, именно о ваших.

АРГИМОН.

Раз уж приказываете ...

ОРИАНА.

Займём места.

АРГИМОН, после того как оба сели.

Поскольку вы хотите узнать, как я отношусь к «Критике Школы Жён», к знаменитому Мольеру, я сперва скажу, что эта пьеса названа неправильно. У автора это такая защита, а вовсе не критика : в ней не говорится и об одной шестой части всех ошибок, которые можно было бы отметить, и Лизидас нападает на неё так слабо, что сразу становится видно, что автор говорит его устами. Ах ! Мы могли бы вернуться к другим вещам...

ОРИАНА.

Вы не должны винить автора, возможно между ним и Лизидасом нет ничего общего. Но прошу рассказать то, что же он забыл ? А потом поговорим о «Критике».

АРГИМОН.

Хотя мне нечего вам добавить из того, что вы, несомненно, знаете лучше меня, я удовлетворю ваше любопытство и начну с самого словосочетания  «Школа Жён». Автор сам признался, что это имя не подходит его пьесе, и что он назвал её так только для того, чтобы привлечь Высший Свет, ослепив обманчивым названием. Поскольку он с этим согласен, я не буду больше говорить об этом и перейду к первой сцене. Как только пьеса началась, Кризальд сказал Арнольфу, что они одни. И могут говорить остроржно, не опасаясь быть подслушанными. Если, в чём можно не сомневаться, и как сам Мольер напечатал, вся эта комедия происходит на городской площади, как могло случиться такое, что Кризальд и Арнольф там оказались наедине ? Это я считаю абсолютно нереальным.

ОРИАНА.

Дело в том, что автор забыл сказать, что в городе была чума и он опустел из-за этого, что не позволило жителям выйти из дома ; но продолжайте.

АРГИМОН.

Кризальд совершенно бесполезный персонаж : он приходит без необходимости произнести шесть или семь четверостишей, чтобы похвалить рогоносцев, и уходит до обеда, потом говорит ещё столько же, чтобы потом снова вернуться к концовке пьесы и забрать Агнесу. Его речи не продвигают или не замедляют действие на сцене. Можно даже сказать, что весьма невежливо оставлять с ним Арнольфа так долго в начале пьесы, поскольку, по всей видимости, последний прибывает пешком из сельской местности, и нам следовало бы ему дать передохнуть. Арнольф, после того, как в этой первой сцене он рассказал о своём вызывающем и ревнивом настроении до известной всем степени, немедленно опровергает характер своего героя, моля Кризальда прийти к нему в гости поужинать с Агнесой. Маловероятно, чтобы мужчина, который так сильно боится стать рогоносцем, без всякой надобности просит поужинать со своей будущей женой насмешника, который, кажется, только и делает, что предсказывает ему наставление рогов после женитьбы.

ОРИАНА.

Хорошо известна хитрость автора и то, что Арнольф просит Кризальда прийти к нему на ужин только для того, чтобы показать продолжительность пьесы, и заставить его вернуться к четвертому акту и досказать, что осталось, в пользу рогоносцев. Поэтому он обязывает своего Героя опровергать данный характер с первого акта.

АРГИМОН.

То, что вы говорите, весьма разумно.

ОРИАНА.

Думаю, таков был замысел.

АРГИМОН.

Арнольф, покинув Кризальда, стучится в свою дверь И так как он долго не может её открыть, выражает негодование и жалуется на то, что с ним церемонятся, держа под дверью. Однако, не войдя, когда дверь уже открыта, он просит Агнесу спуститься и беседует с ней посреди площади в разгар рабочего дня. Через некоторое время он отправляет её обратно, и хотя он прибыл из десятидневной поездки, он не заходит домой и не говорит о каких-то неотложных делах, которые мешают попасть в дом.

ОРИАНА.

Этот недочёт я не могу простить автору. Хорошо видно, что Арнольфу в городе нечем заняться, и он присутствует на сцене театра лишь для того, чтобы сыграть роль Комедианта, который только и делает, что поджидает Ораса.

АРГИМОН.

Дальше мы подходим к месту сотни пистолей, которое обычно решительно осуждается торговыми людьми. Действительно, это как вообще выглядит : у Арнольфа наготове сто пистолей, и он передаёт их молодому человеку по письму друга, которого не видел четыре года и с которым с тех пор не торговал, что ясно слледует из содержания стихов? Приятель неразумен, давая в долг деньги человеку после того, как ему так долго не писали. Арнольфу надо было бы немного поколебаться, прежде чем отдать их, презирая такого молодого человека, как Орас, который вполне мог и подделать почерк своего отца. Орас, едва получив деньги Арнольфа, сообщает о своей любви к Агнесе и говорит, что деньги, которые он одолжил у него, предназначены для того лишь, чтобы добиться успеха. Это должно было бы стать тревожным звоночком для Арнольфа, что он неправильно дал деньги и что его друг не отдаст их потом, ведь они будут служить разврату сына. Да, этот легкомысленный юноша вполне может, раз уж у него так свербит, поведать Арнольфу об успехах своей любви ; но холодность, с которой ревнивец его слушает, должна была бы помешать вернуться к этой теме. Однако же он возвращается к этому раз пять или шесть, хотя Арнольф всегда так холодно приветствует его, что, когда он приходит к нему в шестой сцене четвертого акта, он говорит ему до сорока строк стихов и сразу же уходит, тогда как Арнольф не проронит ни единого слова ему в ответ. Что делает Ораса таким же смешным, как и Арнольф. Последний должен был бы выглядеть лучше и, притворяясь, что хочет ему услужить, дать ложный совет или внушить страх : сказав, например, что за ним следят, и тем самым заставить отказаться от Агнесы. Вот что нужно было сделать автору, чтобы объяснить зрителю подобное доверие кксаемо денег. Это то, что требовал от него театр, и так поступил бы любой другой на месте Арнольфа, который просто строит гримасы. Я знаю, Мольер сказал бы, что доверие Ораса на руку Арнольфу, поскольку позволяет привести в порядок свои любовные дела. Но в театре этот порядок куда важнее, и именно поэтому мы совершенно справедливо обвинили пьесу в том, что она выходит за рамки сюжета. Я не нахожу правдоподобным, что Арнольд рыскает по улицам днями напролёт, как это делает Мольер, или что любовник пять или шесть раз за день навещает любовницу, и что каждый раз с ним случаются новые инциденты, чтобы он столько раз ходил рассказывать о них своему сопернику. Я мог бы ещё сказать, что это весьма умильная картина, когда молодой мальчик хвастается о своей любви мужчине, который уже в годах, и который делает из себя перед ним могущественного Катона, наивно полагая, что ему сразу возьмутся служить в ответ. Арнольфу следовало бы сразу выпороть его плетью и обо всем рассказать отцу.

ОРИАНА.

Эломира мало волновало, что там говорил Арнольф, как нужно ; поскольку, если бы Орас перестал видеть Агнесу, пьеса могла бы кончиться на первом акте.

АРГИМОН.

Можно ли видеть что-либо более натянутое, как инцидент с грязью или там, как его, песчаником, и разве это не даёт понять, что ум автора находится в затруднительном положении, когда ему приходится вести сюжетную линию? Все приготовления к событиям являются натянутыми, и автор не показывает ничего того, что не выглядит без значительных ошибок. В то время, как приключение с грязью знакомит нас с умом Агнесы, это же событие позволяет нам увидеть лучше, как ум автора проработал момент получения письма Орасом подобной глупостью.

ОРИАНА.

Грязь мне сильно не понравилась не из-за письма, которое Агнеса с большим воодушевлением к ней прикрепила, а из-за нелепого приказанья Арнольфа бросить ею в Ораса, что не могу позволить вам говорить одному. Арнольф не столько приказал Агнесе бросить грязь, сколько замысел был притянуть за уши затею с передачей письма. Вот я бы хотела спросить этого господина Арнольфа, или скорее Мольера : если он значет, что такое песчанник, это вроде же как булыжник, который женщина едва сможет поднять, и, как следствие, он способен убить человека одним ударом ? Его нельзя вот так вот бросить средь бела дня из окна, и особенно в городе, в котором, по его же словам, живут люди. Я не знаю, как человек, в которого бросили песчаник (он должен сначала убежать после такого то приема, и которого не предупредили, что его счастье привязано к инструменту, с помощью которого его хотят убить), возвращается под то же окно, подвергая себя новым опасностям, и ищет вокруг песчаника письмо, о существании которого его не предупредили. Причём подобного не следует ждать от ума Агнесы, который ему пока что известен мало.

АРГИМОН.

Вы выставляете на витрину именно то, что я хотел бы поставить сам. Однако Мольер, возможно, скажет, что предполагается, будто Агнеса бросила только маленький камешек, но было бы смешно бросить маленький камень, чтобы напугать человека, а Арнольф говорит о песчанике так, что мы думаем, что он не мал. Орас далее сам говорит Арнольфу, когда тот приходит к нему рассказать о своём приключении, что песчаник был не маленького размера.

ОРИАНА.

Это заставляет Мольера признать, что автор совершил маленькую неточность, а если разобрать, неточность там далеко не одна и совсем не маленькая. И куда ни глянь от них нет спасенья.